Шекспир мне друг, но истина дороже - Устинова Татьяна Витальевна (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Слушай, вот ты мне скажи, почему у девчонок везде какие-то русалки, золушки, принцессы? Это же страшная глупость и пошлость!
– Я не знаю, мне нравилось. А что? – Василиса полюбовалась на русалочку. – По-моему, красиво.
– А по-моему, уродство.
– Да никакое не уродство, Федька!..
Ему нравилось, что она называет его Федькой. Родители всегда называли его только так, а все остальные Федором или Федей.
– Ты просто слишком большое значение придаешь мелочам.
– Из мелочей, – изрек Федя Величковский, – складывается жизнь, кто не знает. Карл Маркс сказал, что сущность человека есть совокупность… чего?
– Чего? – спросила Василиса, открыла дневник и стала листать.
– Всех общественных отношений! – договорил Федя.
– А мелочи тут при чем?
– А мелочи тут ни при чем!
– А общественные отношения при чем?
– Давай дневник, – велел он.
– Смотри, это мне физичка написала, – и она сунула ему дневник.
– «Была удалена из класса, – прочитал он с выражением, – за то, что на уроке физики писала роман по литературе»!
И громко захохотал, показывая ровные белые зубы.
– Роман по литературе – это высоко. Ты писала романы? – Василиса кивнула, покраснела и выдернула у него дневник. – Подожди, дай посмотреть оценки!
– Нельзя.
– Да ладно, что такое-то? Я тоже плохо учился. Я до девятого класса был отличник, а потом – все, стал унылый троечник.
– Почему?
– Не знаю. Мне как-то скучно стало. Я опять стал хорошо учиться уже в универе.
– У тебя что, красный диплом? – с подозрением спросила Василиса.
Федя кивнул небрежно. Гордиться красным дипломом было очень глупо, но он гордился. Он гордился красным дипломом и родительским признанием – они окончательно признали его выбор, когда он получил этот самый диплом.
– Я так с папашей ссорился, когда поступал, – сказал он, рассматривая Василисины оценки, – вспомнить страшно. Он считает, что образование может быть только специальным – медицинским или техническим, например. То есть человек в институте должен чему-то выучиться, лечить зубы или проектировать подводные лодки. Образование, которое заключается в чтении книг, – не образование. Между прочим, он совершенно прав.
Василиса подумала немного. Она-то как раз считала, что образование и есть чтение книг, а все остальное – ремесленничество, ему можно в любой момент научиться.
– А он у тебя кто?
– Папаша? Они с мамашей в медицине подвизаются. Они считали, что мне прямая дорога в медицинский, но я не хотел.
– А я сразу решила, что на журналистику буду поступать, бабушке так и заявила. Она меня не отговаривала, только сказала, что поступить очень трудно, особенно на бюджет. На бюджет вообще поступить трудно.
– Ты же поступила.
– Я очень старалась, – сказала Василиса и нахмурилась.
До сих пор вспоминать, как она старалась, было трудно. Как выкраивались деньги на репетиторов, как подсчитывали, сколько осталось времени – сначала полгода, потом три месяца, а вот и последний звонок через неделю, – как ждали объявления оценок, как прикидывали, сколько выходит баллов: у них с бабушкой все время получалось немного больше, чем оказывалось в действительности, и как они огорчались и подбадривали друг друга. Как на экзаменах она почти падала в обморок от страха и духоты. Как бабушка провожала ее в университет на дополнительное испытание по истории и четыре часа просидела в скверике на лавочке в самую жару, и как они потом долго шли домой, все время приходилось останавливаться и отдыхать – бабушка очень переволновалась. Все девчонки из класса были озабочены платьями и туфлями, одно платье на последний звонок, другое на выпускной, туфель тоже требуется две пары, все спрашивали, какое именно у кого платье – длинное, короткое, со шлейфом или с декольте!.. Василиса до ужаса боялась таких вопросов и разговоров – отвечать было нечего, ни новых платьев, ни туфель не предполагалось. Все финансы уходили на подготовку к поступлению. Зато когда она нашла себя в списках и прибежала домой красная как рак от незнакомого доселе чувства победы – первой жизненной победы! – бабушка подарила ей золотые сережки с самыми настоящими бриллиантиками!.. Василиса два месяца не могла оторваться от зеркала, все бегала смотреть на свои уши, в которых сверкали благородным блеском ледяные капли!
«Какое убожество, – сказала однажды про эти самые сережки, бабушкин подарок, Валерия Дорожкина, – какое унылое мещанство! Лучше б джинсы себе купила, чем такую дешевку! Я бы вообще запретила бриллианты продавать всем подряд. Малолеткам же не продают сигареты или алкоголь, вот и бриллианты нищим тоже не стоит продавать!»
– По физкультуре трояк, – буркнул рядом Федя Величковский. – Как это ты умудрилась?
– Очень просто, – холодно ответила немного расстроенная воспоминаниями Василиса, отобрала у него дневник с русалочкой, захлопнула и сунула в стол подальше. – Я ничего не умею. Через козла прыгать не умею, по канату лазать тоже не могу. И в волейбол плохо играю, меня в команду никогда не брали, все мечтали противнику сбагрить!..
Федя, который отлично лазал по канату, играл в теннис по первому разряду, лихо катался на сноуборде и плавал с отцом «на время», понял, что она на него рассердилась, только не догадывался, за что.
– Вообще трояк по физкультуре ничего не значит, – сказал он осторожно. – Зато ты романы по литературе писала!..
– Все это не имеет никакого значения. Какая разница, что я там писала! Все равно я не стану знаменитой писательницей. Мне лишь бы универ окончить и на работу устроиться, чтобы бабушке помогать как следует. Что такое, куда она запропастилась? Вот так всегда: уйдет, а я за нее беспокоюсь.
Всерьез огорченная – она и сама не могла бы ответить, что именно ее внезапно так огорчило, – она ушла на кухню и налила в чайник воды.
Этот парень не сегодня-завтра уедет в свою московскую жизнь, где получают красные дипломы и работают на «Радио России», где, должно быть, все прекрасные спортсмены и у всех складываются замечательные карьеры, а она, Василиса, останется в Нижнем.
Она останется и будет работать на трех работах, и станет ждать квоту на бабушкину операцию, потом будет ухаживать за ней изо всех сил, и, может быть, когда-нибудь они купят путевки на теплоход – бабушка все мечтает – и поплывут от Нижнего до самой Астрахани и обратно, будут просто сидеть на палубе и смотреть на берега, это и будет наградой.
…Вы все свободные, независимые, и вольный ветер гладит ваши гордые гривы!.. А у меня обязательства, больная бабушка и театр, где только и есть настоящая жизнь! И нечего так снисходительно рассматривать мои трояки по физкультуре!..
Василиса достала «парадные» чашки с блюдцами и коробку зефира – угощать Федора Величковского.
– Зефир я люблю, – сообщил Федя совсем близко. Он стоял в дверях кухни и наблюдал за ней. – И вообще я люблю чай пить. В какой-то сто пятидесятой биографии Маяковского я прочитал, что его страшно раздражал образ жизни Лилечки, ну, Лили Брик, потому что она очень любила самовар и играть в преферанс. А он считал это мещанством.
– Ты играешь в преферанс?
– Чай люблю пить, – повторил Федя, вытащил из-под стола табуретку и уселся на нее. В крохотной кухоньке от него было очень тесно. – Пироги люблю, особенно с малиной. С яблоками тоже хорошо. Вот зефир люблю, а конфеты не люблю, только «Мишку», когда свежие…
Он разглагольствовал, и не было в нем никакой неловкости, нисколько он не чувствовал себя неуместным – посреди тесной кухоньки на расшатанном табурете!.. Василиса уже жалела, что пригласила его к себе. Выдумала зачем-то с бабушкой его знакомить!.. Что ему до ее бабушки?.. Впрочем, дело тут не в нем, конечно, а как раз в бабушке. Василисе очень хотелось, чтоб Федор Величковский ей понравился – не так, как Роман Земсков, а по-настоящему понравился! И если так и будет, Василиса моментально это увидит, поймет, и это казалось ей очень важным.
Вдруг затрезвонил звонок и приглушенно закричали:
